Дозваниваюсь у магазина «Подарки». Который Zara.

Олег, в отличие от Юли, понимает, что без кассовых аппаратов открываться нельзя.

— Ну раз такое дело, — роняет с досадой.

Его пиарщики работали на рекламу этого концерта — месяц. Концерт «Мегаполис» играет раз в сезон. Очень кстати. Договариваемся перенести на неделю. Чувствую себя последней заразой.

У Исторического музея набираю офисный номер Universal. Им уже позвонили, и они срочно везут в клуб для Линды новый рояль. Старый сгорел не полностью, если восстановлению подлежит, то тысяч в пять-семь долларов компенсации уложимся. И за фуршет, который уже накрывают, платить, разумеется, в этой ситуации компания не может.

Ну, греческий муж вам в помощь.

Только-только начали зарабатывать. Подумали, что начали.

Пожарная безопасность — что, тоже на мне?

***

Стены в офисе серого цвета, от офисного компьютера разит гарью. Бумаги целы, обуглены по краям.

Неделю сидим-трудимся втроем в комнатке без окон под лестницей — пока вернувшиеся таджикские норманфостеры колдуют в сгоревших стенах. Приближение майских праздников делает народ беспечным, а журналиста доверчивым. Пресс-атташе Олейников сделал десяток опровергающих заявлений: не было никакого пожара, на кухне пригорело. Брат-журналист и успокоился.

Юля перезвонила и извинилась, я извинился перед ней; на перенесенном «Мегаполисе» было от силы человек сто зрителей, Олег расстроился, но виду не подал; Линда сделала вид, что жуткого запаха гари не чувствует, и «спасибо» сказала, уходя, каждому официанту. За сгоревший рояль платить — упираемся. Пустяки, дело житейское.

Мне кажется, что пожар случился полгода назад: неделя у нас идет за двенадцать. Откуда ни возьмись решил приехать с диджей-сетом Юджин Хатц. Сам прорезался в Сети, без китайских церемоний и переписки через агента. Первого мая вот, например, не против. Как раз по дороге из Нью-Йорка в прикарпатский табор.