Антишанти ушла в отставку. Заработка ноль, в зале — двести человек, экраны — самим вешать, проекторы — самим ставить. Перед последней вечеринкой, на седьмом часу подготовки, зашла в пустой бар и взяла бутылку воды. Охрана доблестно отрапортовала: «Докладная записка, записка докладная. В 17.00 гр. Ефимова зашла в бар (зафиксировано видеокамерой), взломала пломбу, вынула 1 бут. воды, открыла, выпила, унесла...» Что с охраны спросить? Взломала, вынула, выпила, унесла. И завалящего техника мне ей в помощь неоткуда было взять. Пока мы за Gogol Bordello гонялись, французского посла и финского принимали, с кухней ругались и двадцать четыре часа на амбразуре лежали, у человека руки опустились. Ей-то за что биться: славы хватает, приработка нет, чужие копейки экономить ни к чему. Быт заел. К быту ни Антишанти, ни я готовы не были. Концепция быт не предусматривала — как не предусматривала мат на кухне, случайных пассажиров Курского, добравшихся вечером «посидеть» в ультраберлинский оранжевый бар, и непобедимую очередь в гардероб, аннулировать которую помогло только весеннее потепление.

Внезапно — для меня, неутреннего, а посему несведущего человека, — закрылся клуб Mix. Впервые я это слово услышал от махинатора Олега Кострова, гениально и бессовестно тырившего чужие сэмплы для своих кукольных треков. Костров был порядком капризен (даже с терпеливым Олегом Гитаркиным они не ужились — так развалился «Нож для Frau Muller») и от презентации новой пластинки в «Шестнадцати тоннах» в конце прошлого века напрочь отказался. «Только клуб Mix», — сказал и трубку положил. В тесные полтора зала набилось тогда человек двести — свежих, новых, не по-московски спокойно и со вкусом одетых и подстриженных. Еще через три года я отвез сюда после концерта берлинских гастролеров То Rococo Rot — в пять утра мы продирались через ровно той же самой наружности толпу, пожалуй, более многочисленную, чем на их концерте. Mix выглядел религией для соседней конфессии — чужой, но симпатичной.