Вместе с Наташей мы сварганили майку-разговорник: список нужных фраз по-русски и по-фински:

—  Я деятель культуры.

—  Это выдающийся оленевод.

—  Кто это там спит под столом?

Мы никогда до этого не делали сами, без взрослых, ни одного концерта. Поэтому поняли, во что впряглись, когда все уже кончилось.

Перед первым фестивалем я совершил роковую ошибку: протянул перепуганной насмерть проводнице групповой билет на 36 человек (ровно вагон) и сам вступил на борт поезда «Хельсинки — Москва» в компании с еще пока стоящими на ногах музыкантами. Акт моисейства стоил мне дорого. В 19.12 на заснеженной станции Коувола в поезд не сел алкогольный хумппа-ансамбль Elakelaiset. У меня внутри все оборвалось: один ногу подвернул, другие на поезд опоздали — сговорились они, что ли? В 19.13, когда поезд начал набирать ход, на дальнем конце перрона появились три фигуры, каждая размером с холодильник (иначе было бы их не заметить), я крикнул по-фински три слова: «Elakekaiset, быстрее» — и третье, неприличное, кто-то дернул стоп-кран, холодильники добежали, строго представились в тамбуре: «Здравствуйте. Мы — Elakelaiset» — и, не раздеваясь, проследовали в вагон-ресторан.

В четыре утра барабанщик Кристиан, сидя на верхней полке в соседнем купе, бил ногой в стену и под душераздирающий аккордеон пел: «We're the world, we're the children». В восемь утра гитарист Flaming Sideburns Скай упал с верхней полки и расшиб ногу. Я заказал к перрону инвалидную коляску. В восемь тридцать на перроне нас встретила, худенькая Наташа, без инвалидной коляски, с парой почуявших наживу носильщиков — и с тихим «ой-ой-ой».

Мы кое-как вырезали из купе спящих алкотуристов, донесли до автобуса, довезли до клуба, вернулись на вокзал за стопкой забытых паспортов и грязных маек, брезгливо протянутых нам проводницей, — и поняли, что пора начинать.

Переводчик на пресс-конференции путал все финские имена и фамилии, наш добрый ангел Кирси, советник по культуре, дива Аки Каурисмяки и Клава из Алма-Аты в его же фильме, сидела в президиуме с красным лицом — а я ничем не мог им помочь, потому что, умирая от стыда за официальную часть, таскал на сцену столы для Elakelaiset. Больше, естественно, было некому.