***

Финский фестиваль родился так.

Нас с Наташей, задолго до того, как она стала хозяйкой «Думы», пригласили на прием во французское посольство. Прием был по случаю Дня взятия Бастилии, пригласили туда полгорода, то есть без официоза и галстука в тон костюму. Мы быстро дошли до нужного градуса, в превосходном настроении отправились продолжать в редакцию модного журнала, где Наташа в какой-то момент оказалась под креслом главного редактора и кокетливо лаяла оттуда на невозмутимых моих коллег.

— А представляешь, — сказала Наташа, до того как оказаться под креслом, — вот возимся мы от концерта к концерту — того распиарим, этого, тут получится, там опростоволосимся. (Как — вино кончилось? Ну виски так виски, только колой разбавь.) Представь, если взять сразу — и того, и этого, и тех сверху — и забабахать это все одним большим фестивалем на всю ночь! Так, чтобы люди всю ночь по клубу перемещались. И комнату для сна организовать: чтобы, если кто устал, было где отдохнуть, а потом продолжить, не уезжая домой.

Худенькая Наташа — закаленный практик, режиссер культмассовых мероприятий по диплому. Она тогда работала в самом большом в Москве клубе. А я жил в самой маленькой квартире в Хельсинки. В Москве бывал наездами: оттарабанить свои несколько тысяч знаков для журнала, заработать на поезд и самолет, вернуться в терапевтическую Финляндию и выпивать с друзьями-музыкантами. Возможно, если бы я жил в Венгрии или Греции, у нас бы случился фестиваль венгерский или греческий. Но случился — финский.

Наташа рисовала эмблему фестиваля — белую голову, в которую, согласно финским геральдическим цветам, ударяет синяя молния (голова впоследствии перекочевала в логотип Наташиного клуба «Дума» и материализовалась там же в виде солонок и перечниц). Я врывался с оператором в заснеженную, завешанную внутри цветастыми индийскими шалями избу аккордеониста Киммо Похйонена: заявленный хедлайнером аккордеонист некстати подвернул ногу и отделался видеоприветствием фестивалю.