Семьсот человек в зале выдохнули разом, разглядев над пультом и вертушками знакомую кепку. Главное — руки, увидит их только тот, кто раскошелился на билет в ВИП

или прорвался правдами и неправдами в первый ряд. В зале — не протолкнуться.

На первой басовой линии, утробной, глубокой, прошитой зловещим неровным битом, зал, не сговариваясь, начинает вопить. Я вижу согбенную фигуру виджея Дениса (работает бесплатно, лишь бы Тобин позволил участвовать, — позволил). Вижу Олесю, из соображений долга застывшую с кофейником у сцены (не понадобится, но знаю, она чувствует себя ответственной за все). Вижу компанию мужчин в ладно скроенных пиджаках, застывших на суперВИПе с бокалами в руках (стремительные, как у хиропрактика, руки Тобина — инструмент гипноза).

Двадцать ноль-ноль — двадцать один тридцать. Вес принят. Тобин, снова сгорбившийся и зевающий, спускается по лестнице в гримерку с тяжеленной сумкой. Секунда в секунду, как по многостраничному контракту, — и ровно перед началом футбола. Во всю ширину сцены опускается экран. Здравствуйте, уважаемые телезрители.

Играют Франция с Италией. Артист в гримерке вытирает пот со лба.

—  Будешь смотреть?

Бразилец смотрит на меня, будто ему предложили ознакомиться с программой «Фабрика звезд». Олеся с кофейником понимающе отправляется восвояси.

Спать! Двенадцатый этаж гостиницы «Украина». Вид на университет. Вид замечаю я, затаскивая в номер железный кейс с пультом. Тобин обнаруживает кровать и падает, не дожидаясь, пока я выйду из номера.

Ужинаю в «Думе» за полночь: ложиться на пару часов перед утренним рейсом — никакого смысла. Появляется Наташа. Хозяйка. С лыжами. На дворе июль.

—  Я от мамы из Белоруссии привезла — давно собиралась, все никак. Забросим на входе в клуб на антресоли. На антресолях же должны быть лыжи!

Наташа — герой и энтузиаст. И все-то у нее легко. Если я через год по-прежнему так же вдохновенно буду бегать в ночи с лыжами, скелетами, пластиковыми буддами — чего там еще у нас недостает, — миссия будет выполнена.