Игорь уходит в офис считать деньги на закупку. Там секретарь тщетно пытается перекричать громогласную женщину-завскладом.

—  Да! Берлин назавтра!

—  Слышишь, мы помидор будем закуплять много, почем помидорка у вас?

—  Два! В один конец!

—  Ой, какая дорогая помидорка! Я привыкну. Привыкну.

—  Секунду. Мужчины, по двадцать две тысячи билеты — подойдет?

—  Ну шут с ней, с помидоркой. Ты мне тогда как зеленушку будешь отправлять, так на пробу и положь.

—  А дешевле никаких билетов нет? В Ганновер? Мужчины, Ганновер какой-то дешевле.

—  А шо мне твой экспедитор — пусть поправляется, а ты другого кого пришли.

Хомяк пытается проверить на офисном компьютере почту. Телефонная линия занята. Хомяк понимающе почесывает нос.

—  Тогда все-таки на Берлин, на десять ноль пять, два билета. Фамилии сначала диктовать?

—  Йаап-чхи ты, господи! — женщина-снабженец громко чихает и, вздрогнув, поправляет массивную халу на голове. Хала в сохранности.

За Хомяком пришла представительская машина, не добравшаяся до аэропорта. Грязно-белая «шестерка». Лысый человек в пальто из овчины выскакивает навстречу берлинской знаменитости, хватает его в охапку и кричит: «Здорово, Хомячина!»

—  Познакомьтесь, это Пушок, он тоже дизайнер, — откуда-то из-под овчины быстро-быстро хрипит полузадушенный Хомяк.

Ну какие там Кржемелик и Вахмурка.

***

Мысль о том, что можно проститься с Москвой, не увидев аэропорта «Шереметьево», греет, как лечение зубов без похода к стоматологу. На моих обычных направлениях Шереметьева с его набором советской пакости на все случаи жизни не миновать. А здесь — пожалуйста.

Уже известная шестерка выгружает Хомяка в сугроб черного снега перед входом в Павелецкий вокзал. Хомяк не провел в Москве и суток. Вид у него обескураженный, в одной руке — так и не разобранная красная сумка, в другой — початая бутылка Bailey's. Что совсем уж странно.

—  Взлетать боюсь, — бормочет сонно Хомяк. — Надо выпить, чтобы отпустило.