Мне тоже нет дела.

Просто я против, чтобы девочка в одиночку в четыре часа утра по Москве гуляла. Про электричку — понимаю, все хотят въехать в оторванный от цивилизации аэропорт на свежеперекрашенной советской электричке. Это как посмотреть программу «Сельский час» на плазменном экране в 3D Экспириенс. Только ж, правда, чем в баре пережидать, почитай лучше до электрички книжку у меня на кухне. Передохни, не лети.

Открытие главной сцены в одиннадцать.

Прощание в морге в девять.

В три ночи мимо меня будут проезжать Капа с Марой, я им билеты обещал на фестиваль. В стопке билетов — записанный рукой Мэтта телефон берлинского юриста. Это откладываем в сторону. В четыре лягу на пару часов. А что, уже три? Так, вот тебе, Аня, чайник — а я ботинки надвину и вернусь через двадцать минут.

Маленькая красная машина тормозит у магазина «Москва». Какие вы красивые, — раздвигаю губы в улыбке.

— Это не мы, это временный ковчег, мы в ремонте, — смеется Мара. — Ты совсем замучен, да?

—  Да нет, вполне себе, не первый день замужем. Отвлекающие факторы. Но автопилот работает. Заходите завтра обязательно, — протягиваю контрамарки.

—  Угу, конечно! А мы с концерта едем — парилка как в бане, душа нет, мечтаем наконец добраться домой.

—  Акустика?

—  Электричество сегодня было. Слушай, — спохватывается Мара, — а у тебя пластинка-то есть?

—  Нет пока.

—  Так держи, — Капа проворно достает из сумки черно-белый фотоальбом. Диск внутри.

—  Спасибо!

—  И тебе спасибо. Ты что дальше делать-то собираешься?

—  Хм. Жить. Перестать бегать. Блог заведу, буду рапортовать каждый раз, как пукну или чихну, или Дэвиду Тибету позвоню: «Грегори, — воскликнул Тибет. — Ну наконец-то ты позвонил! А вот ко мне тут как раз Дэвид Браун зашел, Михаила Боярского ждем», — журналист я или нет, в конце концов? Может, книжку начну писать: «18 июля. Три часа ночи. Маленькая красная машина тормозит у магазина "Москва" "Какие вы красивые!" "Это не мы, мы в ремонте", — смеется Мара».

—  Ну тебя, — Мара действительно смеется.

—  Если уедешь, — добавляет Капа, — дай знать.

—  Если — дам. От себя не уедешь. Обнимаемся. Временный ковчег срывается с места.

Я возвращаюсь в подъезд, машинально перекладываю у входа кипу хорошо отпечатанной партийной прессы в ящик для мусора. Сталкиваемся с Анечкой на входе в квартиру. Аня накинула джинсовую куртку, книжка под мышкой, бодра — пора в аэропорт.

—  Давай, удачи вам там! Позвоните в семь с площадки, ага?

—  Не волнуйся. Я шу-шу из Шереметьево, если что. Аня исчезает в лифте.

Я вынимаю из проигрывателя «Зигги Стардаста». Долго перебираю груду разбросанных пластинок. Ложусь и слушаю тишину.