Собственно, заволновался я уже тогда, когда на встречу, назначенную в «СССР» в девять, Хомяк приехал к одиннадцати. Мне под пыльным тюлевым абажуром чего-то налили, чуть ли не за счет заведения — хотя нет, это в отсутствие хозяина была бы неоправданная щедрость, скорее, пиво было по-берлински дешево, — и я на видавшем виды бархатном диване два часа слушал творчество «Нож для Frau Muller»; общаться с парой русскоязычных фриков с ирокезами в соседнем углу мне было не о чем.

Хомяк, маленький, проворный, как воробей в «Макдональдсе», со щегольской бородкой мошенника и двумя массивными часами на правой руке, появился как ни в чем не бывало, потряс мне руку, застрекотал быстро, и я — неправда, Рома! — понял каждое слово. Понял, что «Нож для Frau Muller», или — с недавних пор — Messer Chups, или просто питерский умница-музыкант Олег Гитаркин, у Хомяка квартирует и с Хомяком дружит. Понял, что с лицензией на алкоголь тут что-то не то: прибывающих гостей вышибала в ковбойской шляпе сначала рассматривает через глазок. Понял, что к бармену у Хомяка два

вопроса, и оба безответные: почему бармен решил, что создан быть женщиной и отращивает грудь, а также — почему бармен, если не стоять у него над душой, ворует 70% выручки.

—  Так, может, просто поменять бармена? — ляпнул, не подумав, я.

—  Новый еще больше воровать будет, — грустно, как на детсадовца на похоронах, посмотрел на меня Хомяк.

И вот спустя два года после этого раута — и через месяц тщетных поисков дизайнера — меня осенило. Хомяк. Опыт строительства с дедлайном «вчера» — из двух листов фанеры и куска органзы; мухинское училище в анамнезе; не «речник», но закрытому клубу художников — ближайший единомышленник. Житель вечно перебивающегося с хлеба на воду Берлина: десять тысяч за никчемный эскиз (как дизайнерское бюро, которое Игорь вчера очень убедительно послал по телефону куда подальше) — не попросит.

По одной линии породнимся с берлинским «СССР», по другой — с сибаритскими «Осенью»-«Зимой»-«Летом» и прочей «Шамбалой», которые делали «Речники». Ощущение удовольствия — будто от успешной вязки собак. А если честно—я рад, что у меня есть повод написать Хомяку в Берлин. У него там голова получше нашего проветрена.