В отличие от С., потребители экстази не пребывают в состоянии ослабления страха постоянно. Им известно, что людям не всегда следует доверять, они убеждались в этом на собственном опыте, который опосредствует воздействие экстази. Тем не менее даже временное и частичное притупление страха и беспокойства, которыми зачастую пронизан наш социальный опыт, может принести плоды. Оно позволяет употребляющим этот наркотик людям испытывать чувства «счастья», «эмпатии» и «близости», о которых говорили мои информанты. Экстази дает им возможность войти в такое чувственно-социальное состояние, в котором тревожность минимальна. Страх — любопытная эмоция, любопытная в том смысле, что нередко мы боимся неизвестности, из-за чего неизвестное таковым и остается. В отсутствие страха сокращается эмоциональная дистанция между вами и тем, что неизвестно. Последнее становится достижимым. Если вы подходите к объекту, опыту или человеку без опаски, то вы взаимодействуете с ними в совершенно ином чувственном состоянии: ваше тело выглядит расслабленным, от вас не исходит эманация угрозы, вы улыбаетесь и благодаря всему этому снижаете вероятность отрицательной ответной реакции. Это телесная техника, имеющая глубокие социальные последствия. Впрочем, отчасти это уменьшение страха вытекает из оценки «компании и обстановки», в которых люди употребляют экс-тази. Экстази не устраняет тревоги полностью, а лишь ослабляет их. Этот процесс ослабления вплетается в социальную модель употребления экстази, которая сама по себе помогает еще больше снизить тревожность. Таким образом, наркотик и социальная модель поддерживают и усиливают друг друга, превращая снижение страха в коллективное социальное событие. Я должен подчеркнуть, что никто из клабберов не использовал слово «страх», но, подобно А. Дамасио в его оценке поведения пациентки С., они придавали особое значение положительным эмоциям, которые переживали и которыми делились под воздействием экстази. Как мы видели, А. Дамасио удалось связать их с недостатком страха у С.