Теперь наблюдаю, как Нико отрывает свежесобравшихся музыкантов от удивленной тетечки из посольства и тащит в автобус.

—  It's time, — хлопает по наручным часам на руке. It's time!

Разве можно было немецкому человеку поручить следить за распорядком дня? Того и гляди они у него в ногу замаршируют.

У Melomane сегодня еще один концерт — в «Икре», из-за которого, собственно, мы огород и нагородили.

Дружественный музыкальный сайт неделю гнал дорогущую рекламу — не взяв с нас ни цента, из соображений единомышленнических: хорошая группа. Журналисты отписались — все как штык. Продано билетов пятьдесят, как обычно в таких случаях.

—  Ничего, я сегодня лекцию читал в консерватории по музыкальному менеджменту, — загадочно улыбается Кении, — там не больше было.

У Кении смеющийся взгляд и звезда Давида на груди. Везде поспел.

Пьер снимает галстук, взлохмачивает шевелюру и выходит на сцену. Не начинает: перед сценой потрясают бумагами Леша и Марина. В свободной руке Марина держит полиэтиленовый пакет «Рамстор». Звукозаписывающая компания приехала подписывать контракт.

Может, мы того, после концерта? — сконфузившись, шепчет Пьер.

У меня дети некормлены! — жалобно протягивает к нему руки Марина.

Марина — интересная брюнетка. Леша — высокий лоб, бритый череп, толстое стекло очков — классический охотник за именами, эй-энд-ар, артист-энд-репертуар. Для него это не двухсотая и не трехсотая пластинка. Во времена, когда пластинки никто не покупает, — акт неслыханной просветительской деятельности.

Леша и Марина — непобедимая в переговорах пара: пока Леша сыплет цифрами будущих артистических отчислений, умница Марина хлопает подведенными глазами и ведет разговор про жену-детей-собачку: «Здоровы ли все? А нам будет десять в этом году!»

—  Извините, пожалуйста, еще чуть-чуть, и мы начнем, — Пьер — канадец, извиняется с вежливым шармом, в него из-за барной стойки впиваются все женские глаза.