—  Францию представляет Себастьян Теллье! Кавински отодвигает графин с водкой, вытягивается

вверх и становится еще длиннее. Вика откладывает вилку. В кадр вплывает окладистая борода Теллье.

—  Внимание! Пожарная тревога! — вступает автоматическая баба.

—  Merde! — брякает стаканом об стол Кавински.

—  Это возмутительно! На Билане тоже так будет? — взвивается столик утонченных любителей «Евровидения».

Эдди включает запись бабы бэк-вокалом на своем телефоне.

Вика молча смотрит на меня.

—  Лика, — звоню менеджеру. — Мы выключаем — нет, не дым-машину, а сигнализацию. Кто отвечать будет? Я буду. Я уйду через месяц, пусть хоть клуб юного пожарника здесь открывают.

Баба стихает через две минуты вместе с Теллье. Аня приносит Кавински еще бутылку водки. Извиняется.

—  Эдди, — говорю я. — Мне кажется, ты хочешь немного поуправлять дым-машиной.

—  Это можно, — без удивления соглашается Эдди. Кавински, бутылка и Аня перемещаются за вертушки.

«Евровидение» продолжается без звука.

—  Это возмутительно! — кричат любители «Евровидения». — Сейчас же Билан будет!

Действительно, на экране Дима Билан. Только за вертушками уже Кавински: Эдди жмет на кнопку, и экран, столики, танцпол скрываются в дыму.

—  Он мертвого поднимет, этот твой Кавински! — кричу на ухо Вике.

Дипработница чокается со мной бутылкой вина, пожимает плечами: не слышит. Подняв бутыль, ныряет в толпу — Свобода, ведущая народ. Набриолиненное французское электро — бонвиванская ода разврату: любители «Евровидения» вскакивают на стулья, Эдди упрямо жмет на кнопку дым-машины, Аня не без озабоченности несет сквозь бесконечное облако дыма еще бутылку водки — и это облако комнатного счастья накрывает нас с головой.

Дома куда как веселее, чем на концерте KISS.

***

Я посадил Эдди с подругой на такси до отеля. Надеюсь, они улетели в Тбилиси.

Анечка отвезла в отель Кавински. Пришлось, говорит, снимать с него ботинки — сам не мог. Обещал ей золотую клубную карту — вход во все парижские клубы. Месячный проездной.