Я добился разрешения рискнуть и сделать этот концерт чистым вымогательством. Риск нешуточный. Раз смена руководства, говорю, то вот вам мое решительное требование: хочу Боярского.

Ему все равно, что будет на афише. Мы находим у питерских коллег душераздирающее фото: Боярский в берете Че Гевары позирует на фоне стены диско-лампочек. Браво. Уклеиваем этим портретом полгорода.

Боярский приезжает с мини-диском: инструментальная фонограмма не менялась лет сто. Звукорежиссер Антон, гитарист грайндкоровой группы, внимательно слушает инструкции:

—  Все треки, Антоша, — под номерами. Трек-листа у меня нет. Я буду тебе говорить, какой включить. И все.

—  Мониторы хотите послушать, Михаил Сергеевич?

—  Давай быстренько. Семнадцатый трек. Семнадцатый:

—  Я кот Матвей, / Мой метод прост!.. Миша тур-менеджер на экране айфона:

—  Гриш, тут такое дело, у нас концерт сегодня с Brazzaville в городе. — С нашей легкой руки Миша «тал менеджером Брауна в России. — Дэвид услышал про Боярского и хотел бы подъехать после своего концерта. Я понимаю, что у вас битком, — можешь на ВИПе, хоть стоя, место для него найти?

Браун снова безошибочно угадывает, что русскому хорошо. Монстр.

Конечно, найдем.

—  Я не люблю тянуть хвоста за кот! — это последнее, что слышит Миша в трубке. — И монитор повыше, вот так.

Саундчек завершен за десять минут.

—  А кто тут еще у вас выступает? — в первый раз интересуется Боярский.

—  Шон Леннон был. — Единственное имя, в котором я уверен: Боярский — известный битломан.

—  А! — Сработало. — А еще?

—  «Аквариум». Агузарова. Гришковец, — начинаю запинаться я.

Те же проверенные имена я перечисляю своей бабушке, когда она задает этот вопрос. А может быть, зря — вдруг бабушка прониклась бы к Fleur, а Боярский — к Наличу?

Про Хана, дивного электропровокатора, которого я с просветительской целью присоветовал Вишнякову для вчерашней вечеринки, я умолчу. Не потому, что эксперимента Хана совсем уж из другого мира, и не потому, что финско-турецкий артист — по паспорту Kan Oral — без всякого Давида Гетты растанцевал толпу геев, привыкших к ремиксам на Мадонну. Но последним перед Боярским на этой сцене стоял именно Хан, у входа топтались белые лошади (левая Хана укусила), разгоряченное гей-коммьюнити осматривало друг друга на этой самой лестнице. В таком состоянии мы с Ханом покинули этот клуб, пахнущий парфюмерной лавкой, в четыре утра, — и сейчас, двенадцать часов спустя, без этих подробностей д'Артаньяну, пожалуй, можно обойтись.