...Аполлон олицетворяет принципы формализма, рационализма и последовательности, а Дионис представляетвосторг, фантазию , излишество и чувственность... [Turner В.1996:18].

Если бы Ницше дожил до наших дней, ему бы понравилось в ночных клубах, ведь клаббинг — это истинно дионисийская практика, породившая собственные альтернативные формы общественного порядка. Танец — лучший пример того, как клаббинг ввел дионисийское тело в мейнстрим британской культуры, перевернув понятия телесной дисциплины и контроля, являвшиеся основой протестантско-христианского взгляда на плоть, доминировавшего в нашей культуре на протяжении столетий.

Поразительна скорость, с которой прижился и распространился этот экстатический опыт. Танец возродился в качестве массовой формы социального опыта, особенно это касается мужчин, большинство из которых раньше просто стояло в барах с кружкой пива, наблюдая за тем, как женщины пляшут вокруг своих сумочек, и опасаясь, что танец лишит их ореола мужественности и сделает объектами насмешек сверстников. В 1984 году, еще до появления экстази, когда я только начинал тусоваться, был одним из немногих парней, которые решались выйти на танцпол и на которых остальные мужчины поглядывали довольно сердито. Нельзя сказать, что меня приводила в восторг обстановка таких клубов, походивших скорее на шумные, опасные, переполненные пабы.

Когда я вновь начал ходить по клубам в 1989 году, танцпол трясся под ногами торчавших от экстази мужчин, размахивавших руками и ухмылявшихся во весь рот так, что казалось, будто их лица вот-вот порвутся. Многие из них всего лишь несколькими годами ранее решительно отказывались танцевать. Разница была поразительной: генерируемая клубной средой чистая физическая энергия моментально распространялась на всех, а столь заметные в прошлом напряженность и мужской шовинизм ослабевали. Сами клабберы, как правило, связывали эти перемены с воздействием экстази, но в действительности они вызывались простым актом танца не в меньшей степени, чем каким-либо свойством наркотика. Последний лишь уменьшал людскую застенчивость и страх перед насмешкой настолько, чтобы позволить наслаждаться танцем. Парни, начавшие открывать для себя танец, превращались из нетрезвой мебели в часть клубной среды.