Промахнулись по всем фронтам. Олейников, неизбежная Ксения и лопухнувшийся я — вид у нас растерянный.

Или нет, не по всем — народ улыбается. Не бежит от нашего десанта в испуге, не крутит пальцем у виска, а от детских праздников по разнарядке — преспокойно увиливает без тени раздражения. Пять лет назад — не могу себе представить такого, и оранжевую майку в общественных целях я тогда надеть не рискнул бы.

Неужели сдвиг в головах — и город не боится объятий на улице, пусть в отдельно взятом парке и по билетам?

***

—  Трехэтажный особняк Театра Гоголя, — чеканит благородный баритон. — Музыка, достойная вас.

—  Хороший ролик в итоге получился. — Игорь снимает наушники. Он доволен.

Ролик гремит в эфире две недели.

Ввязаться в концерт Стэнли Кларка и Джорджа Дюка — джазовых величин, отмеченных «Грэмми», — что за ковбойское мероприятие. Ни Игорь, ни я ничего не смыслим в джазе. Олейников, как вольный художник, вроде бы слушал дедов как-то по молодости, но и для него пресс-релиз — топик из школьного курса английского: «У меня есть питомец. Он — кошка. Я его любить». Игорь договорился о рекламе с джазовой радиостанцией. Ждем обеспеченную публику.

В наших веселеньких обоях, со скелетами, самоварным золотом, турецкими христосами на стенных светильниках — настоящая мекка джаза, чего там. Самый дорогой билет всего-то по семь тысяч рублей. За квартиру я плачу двадцать восемь. Может, предложить квартирной хозяйке четыре билета на всю семью? Был бы Михаил Боярский — чем черт не шутит, может, и прокатило бы. Но к обладателям джазовой «Грэмми» квартирные хозяйки, подозреваю, равнодушны.

Работаем как в казино. Самые дешевые пластиковые столы из «Икеи», самого винного цвета тяжелые скатерти под шелк — прикрыть простую мебель, самый интимный приглушенный свет — не разглядеть обоев из Кройцберга, охранников с украинским мягким говором — на следующую смену поменять.