Два часа нежнейших препирательств в автобусе. Верочка, это ты хотела на Красную площадь? Но, если книжный рядом, можно мы сначала туда? Миечка, сначала за чаем, если вы, девочки, не против. Как — уже три часа ездим?

А я чувствую себя виноватым перед всеми.

Если с такой скоростью пойдет и на саундчеке — концерт не начнется никогда.

На лестнице у сцены барышень будто подменили. Расчехлялись за пять минут. Воткнулись за три минуты. Тонкая Мия, в девчачьем глухом платье, елозит грифом по микрофонной стойке — этому душераздирающему нойзу позавидовал бы Стефен О'Малли.

—  Монитор хрипит, — жалуется. — Но по громкости — можно еще поднять.

Из чего только сделаны девочки — не дай бог показаться рохлями на саундчеке: это мужикам простят, но чем они хуже мужиков. Поэтому организация — солдатская. Укладываются минута в минуту. Судя по чеку — роскошный будет концерт.

—  Спасибо за барабаны, я знаю, что их трудно найти, — техничная, как иглоукалыватель, барабанщица Эмма спускается со сцены и с размаху ударяется головой о притолоку. Когда же мы ее переделаем! — Если честно, я на других установках просто не умею. Пробовала пару раз — совсем не то получается.

Ну какой парень с обложки в этом признается? И на притолоку не пожалуется?

Роскошный будет концерт.

Приходит менеджер Катя, спрашивает, можно ли отпустить половину официантов — продано сто с чем-то билетов, кот наплакал. В три раза меньше, чем на «Хуй Забей». И все известные журналисты в списке — еще максимум десять человек.

—  Кому здесь нужен журнал Wire, — чешу в затылке.

—  Какой журнал? — безучастно спрашивает Катя. Официантов — по домам.

***

Пятый терминал стокгольмского аэропорта Арланда — нескладная гримаса скандинавской авиационной политики. По причине нечеловеческой кооперации все мало-мальски серьезные дальнобойные рейсы летают из Копенгагена. Шведы и норвежцы пересаживаются там. Странное дело — столица, из которой не улететь в Дели, Пекин или Токио.