В крайнего будду (их, не соврать, восемнадцать) упирается зеленый кед. Значит, бабушка все-таки решила выбрать обои в другой раз.

—  Обставляете квартиру?

—  Строим клуб.

—  О, как здорово! Здесь в Кройцберге?

—  Нет, подальше. В Москве.

—  Это на Карл-Маркс-аллее?

—  Нет, в Москве, в России, в настоящей Москве.

—  А! — продавца все-таки удалось пронять. Какой-то банальностью. Подумаешь, русские приперлись за две тысячи километров в магазин за буддами.

—  Клуб танцевальный?

—  Это ты у него спроси, — кивает на меня Хомяк. В руках он держит аквариум в форме задницы.

С этим, дорогой, ты сам через польскую таможню поедешь. Только если ты ее себе домой решил купить. Задница исчезает. Хомяк разочарован.

—  И танцевальный тоже, — говорю. — Три этажа. Всего хватит.

—  Три этажа — это серьезно. — Продавец взял себя в руки. — Здесь тоже все ничего с клубами, только промзоны сносят и офисы строят. А лучший клуб, я считаю, на заводе должен быть.

На тощем мускуле продавца татуирован терновый венец. Банальщина — у Хомяка вот на запястье куски пазла. «Лучший клуб» — на вокзале, у грузинской закусочной, предполагается.

—  Скажи мне, пожалуйста, — спрашиваю дизайнера, пока мы с тюками ждем у магазина грузовое такси, — зачем мы купили эти сраные головы? Куда они пойдут?

—  Там посмотрим, — отвечает Хомяк.

Продавец оценил наши препирательства — решил, что мы пара.

***

С люстрой не задалось с самого начала.

В комиссионных-антикварных нужных образцов — помпезных, с подвесками под хрусталь, как в театральном фойе, — раз-два и обчелся. В редких случаях, где не обчелся, — дорого не по карману. В дизайнерских магазинах — сетевое торжество пластика. Более или менее красиво, но не то, что нужно.

—  Испортился Берлин, — ворчит Хомяк.

Мы сидим у окна в кафе Gorky Park, дуем на горячий овощной суп.

—  Ладно тебе, пока на пять евро можно поесть — не испортился, — вяло возражаю я.

Про «испортился» я слышу от всех знакомых, к которым залетаю с вытаращенными глазами и дурным монологом «открываемся-некогда-но-так-рад-видеть». Агент Алекс жалуется, что двухкомнатную квартиру с нормальными деревянными полами в хорошем районе дешевле ста тысяч евро не купить, и это подлость, и даже музыкант Али из Tiefschwarz — человек не бедный, а вот мучается. Художница Лаура возмущена, что на блошиных рынках до того мало становится гэдээровских вещиц, что скоро за ними в музей ГДР при «Рэдиссоне» ходить придется.