Я не верю в карму. Мне никто не мешает делать то, что хочется. В день представления нового руководства я подсуетился и выторговал разрешение пригласить с концертом Боярского — Игорь два года кряду был уверен, что с этим дорогим концертом мы прогорим.

Только не борец я с Сергеями Ивановичами, и с проверками СЭС не борец. Я трудоголик, я уперт, я — зарядное устройство для команды; при этом я не знаю, что ответить Таньке, когда она возвращается со встречи однокурсников и спрашивает то ли шутя, то ли всерьез: «Как жить дальше? Где жить? У всех по собственному рекламному агентству, гектару земли в Сочи — там дорожает — или по паре детей на худой конец. А мы тут до сих пор в игры играем».

Мне по-прежнему нравятся наши игры. Собственное рекламное агентство я не хочу, в Сочи ничего не забыл, жить за пределами Садового кольца — увольте, а квартиру на Тверской мне не выкупить никогда. Дети подождут. В конце концов, именно так живут все мои друзья в Европе—и преспокойно живут. Вот и мы так. И у нас есть здесь любимая игра: клуб «Икра» называется.

Только выше головы в этих смешных оранжево-меховых стенах, которые мы построили на год-другой, уже не прыгнуть.

Канадская программа родилась по случайности.

Приехал Саймон Финн, неистовый бард, постаревший секс-символ семидесятых, для меня он всегда будет Саймоном Финном из Current 93, и это неправильно, потому как Саймон соло играет последние лет тридцать. Но нас-то свел Тибет.

Саймон — англичанин, живет в Канаде. Остановиться в Москве предпочел у канадского атташе по культуре Мэтью. Респектабельный Мэтью, выяснилось, знает не только дискографию Саймона Финна до седьмого колена, но и мечтает привезти в страну Леонарда Коэна, и заколдованные слова Broken Social Scene, над которыми я бьюсь не первый месяц, и даже турнтаблист Кид Коала — для него не пустой звук.

Встретились через неделю в посольстве. Строгая коллега советника по культуре спросила: