Когда Юля Юденич показала мне эти фотографии, я поежился. Линолеум драный, мебель какая-то тридцатых годов, стены выкрашены в цвет детской неожиданности. Не знаю, кто ей этот детский дом в Тульской области присоветовал, — но она туда съездила раз, другой, потом подхватила свободный четверг в расписании, обзвонила, кажется, всех диджеев в городе, от олдскульного Фиша до домашнего Тима Сводника, собрала расписание на двенадцать часов и на три зала — такого лайн-апа я не видел никогда, и не только я. Благотворительная вечеринка, все деньги — в помощь детскому дому в селе Обидимо. Ругались до посинения из-за рекламной кампании: Юля, рассудив, что пиариться на благотворительности некрасиво, решила указывать в рекламе только адрес клуба, не называя его имени, — я шумел, что так никто нас сто лет не найдет, не победил, махнул рукой. Все равно Юля правильное дело делает.

Я на вечеринку не остался, спешил на самолет. Юля вызвонила меня по возвращении — еще у трапа.

—  Ты знаешь, что половину куба с деньгами выгребли охранники? Я просто в шоке.

—  Погоди, ты уверена, что это охранники?

—  А кто еще? Он около их поста стоит, взломать замок так, чтобы охрана не заметила, невозможно.

Хм, логично.

—  Я в шоке, в шоке, в шоке, слышишь меня?!

—  Юль, я из самолета ничем не смогу помочь, приеду — займусь, правда!

Захожу в клуб — действительно. В прозрачном кубе — все больше десятки, пятидесятки, сотенные. Бирюзы тысячных и болотной тины долларов всего-то ничего, а я именно по этим цветам Юлин куб запомнил.

—  Да уж, поменялась цветовая гамма, — возмущенно хмыкает кассир Оля.

Куб рядом с кассой стоит, она его каждый день через окошко видит.

Сергеи Ивановичи обещают разобраться: служба собственной безопасности всегда к нашим услугам.

Я только одного не могу взять в толк. Пусть затея с детским домом не моя, Юлина, от начала и до конца, пусть я не мать Тереза — но у меня от этой истории волосы дыбом встают. Где и когда, в какой стране и кому придет в голову воровать у сиротского приюта? До какой степени одичания нужно дойти, чтобы осторожно взломать в ночи замок, прихватить оттуда купюры покрупнее и поставить его назад как ни в чем не бывало? Ошибиться, не понять, для чего куб предназначен, невозможно: большими буквами на нем написано. Мы каждый день здороваемся с тем, кто мог это сделать. Я не был в диких племенах, не знаю — может быть, случай не уникален и я зря развожу руками. Я знаю одну-единственную страну, где воровать у нищих детей — пустяки, дело житейское.